Она родилась, чтобы петь. Ее летящий и звенящий голос покорил миллионы советских слушателей. И даже то, что ее голос все чаще звучал «за кадром», а на телевидении ее практически не снимали - все это не убавляло зрительской любви к Нине Бродской. Певица не хотела мириться с советской действительностью и уехала в США, где живет уже 25 лет.

В Москву Нина Александровна теперь наведывается частенько – два раза в год: весной и осенью:
- Слава Богу, все возвращается на круги своя, и публика по-прежнему любит исполнителей, чьи песни давно и недавно звучали из каждого окна. Я бы даже сказала, к музыке стиля «ретро» какой-то особенный интерес. Недавно я выпустила в России двойной альбом: на первом диске представила старые, проверенные временем шлягеры – «Любовь-кольцо», «Скоро осень, за окнами август», «Буратино», «Детство», а на втором диске, который назвала «С новой надеждой» собрала совсем новые песни собственного сочинения. В одном только прошедшем году в Москве с успехом прошли два моих сольных концерта, я принимала участие и во многих сборных программах, даже успела погастролировать по городам.

- Был период, когда вы долго не приезжали в Россию, в Москву. Как после долгой разлуки вас встретил город, где вы родились, выросли и стали звездой?
- Это было очень радостное чувство. Правда, я не всегда узнавала родные места – многое изменилось, перестроилось… Для меня это было возвращением в мою юность, когда я совсем девчонкой начала работать в оркестре Эдди Рознера, потом работала с Борисом Бруновым…

- Эдди Рознер... Кажется, именно с ним связано ваше появление на большой сцене?
- Мы познакомились с «дядей Эдди» случайно. Я отдыхала в Сочи в тот момент, когда там с оркестром на гастролях был знаменитый трубач Эдди Рознер. Мой знакомый певец настоял, чтобы я спела для Рознера, который аккурат в нескольких шагах от нас загорал на шезлонге. Я пела одну песню за другой, а он просил еще. В какой-то момент я случайно взглянула на Рознера и, увидев у него широко раскрытый рот, поняла, что он мною очень заинтересовался. Я начала работать с его оркестром в 1964 году, мне было всего 16 лет. Рознер – дядя Эдди, как я его называла, - обожал меня и каждый раз, заходя в гостиничный номер, интересовался, ела я что-нибудь или нет. Если нет, то брал меня за руку и вел в ресторан кормить. Меня называли «дитя оркестра».

- В оркестре Рознера в разные годы работали солисты, потом ставшие звездами советской эстрады – Лариса Мондрус, Владимир Макаров. Как вам удалось из солистки оркестра Рознера стать звездой первой величины на эстраде?
- Здесь все решила песня. Когда мой голос прозвучал в кинофильме «Женщины», это был успех. Песни «Любовь-кольцо» и «Август» стали настоящими хитами того времени. Помню наши совместные выступления с Яном Френкелем, автором этих песен. Один случай особенно забавный был. Дело было в Лужниках. Трибуны переполнены людьми, на сцене поет Ян Френкель, аккомпанируя себе на рояле. После нескольких песен он встает, подходит к микрофону, поднятом высоко, под его рост, и объявляет меня. Я подхожу к микрофону. Публика начинает смеяться, ведь мы напоминали смешных персонажей Пата и Паташона. Френкель смотрел на меня сверху вниз, а я на него – снизу вверх. Затем Ян Абрамович начал медленно опускать стойку с микрофоном, подбирая для меня правильную позицию. Он установил микрофон на уровне своих бедер, что было для меня в самую пору – на что стадион разразился диким хохотом, который было невозможно остановить. Наконец, когда стало тихо, Френкель спросил: «Нина, вам так удобно?» - и зрители опять начали хохотать.

- Нина, а как к вам попала песня «С любовью встретиться», которая после фильма «Иван Васильевич меняет профессию» стала всесоюзным суперхитом?
- Наверное, я вас разочарую, но история этой песни самая банальная: Александр Зацепин предложил мне записать песню для своего нового фильма. Я согласилась и пришла на запись. Песня была записана буквально с первого дубля и я, честно говоря, о ней забыла. Но когда фильм вышел на экраны, и по всей стране зазвучала «Звенит январская вьюга» - это было что-то! Песня звучала из каждого утюга! В кадре под мою фонограмму открывала рот Наталья Селезнева, так и закрепилось в народе мнение, что это Наташа поет. А мою фамилию даже в титрах не написали. Мне было очень обидно. Кстати, у меня была еще одна встреча с Зацепиным, когда он работал над музыкой к «Кавказской пленнице». Саша попросил меня записать очень простую песенку «Где-то, на белом свете, там, где всегда мороз…». Он сказал: «Нина, пожалуйста, спойте это очень просто. Ведь эту песню будет петь десятиклассница Наташа Варлей, и если можно, то спойте ее, как вы пели «Любовь-кольцо». Но я не захотела петь именно так, не захотела повторяться и песня получилась тяжеловесная, с джазовыми элементами. Это не соответствовало характеру героини, поэтому песню записала другая певица.

- Эта другая певица – Аида Ведищева. Сейчас она тоже живет в Америке, вы общаетесь?
- Нет, мы живем в разных городах, я в Нью-Йорке, она – в Лос-Анджелесе. Пару раз мы пересекались в концертах, не более. Мы никогда не были подругами.

- Работая в оркестре Эдди Рознера вы вышли замуж за музыканта этого оркестра, Владимира Богданова? Чем он покорил сердце молодой звезды?
- Порядочностью, наверное. Мы оба отличались хорошей внешностью, отчего, кстати, между нами зачастую происходили трения: кому-то я нравилась, кому-то он. Но мы были учтивы в отношениях. Мы расписались прямо на гастролях, в Куйбышеве. Там же устроили в ресторане свадьбу человек на пятьдесят. На нашей свадьбе гуляли все артисты, бывшие в то время в Куйбышеве: Г.Великанова, М.Кристалинская, а тамадой был сам Марк Бернес. По возвращении в Москву мои родители сделали нам еще одну свадьбу, на которой было уже 300 человек – все наши знакомые, жители Марьиной рощи.

- И до сих пор живете счастливой семейной жизнью. Такое постоянство для артистов – редкость. Как вам это удалось?
- Я думаю, что в первую очередь – это взаимопонимание. Если все время доказывать в отношениях с любимым человеком, что прав только ты, то ничего хорошего не получится. Иногда нужно уметь промолчать, выслушать, принять его слова. Если бы всего этого не было, наш брак бы давно распался. А когда у нас родился сын – это еще более нас сплотило. Я знаю абсолютно точно, что он невероятно любит меня. И вот это, возможно, столько лет нас вместе держит – уже 30 с лишним... Всегда, когда я выходила на сцену, даже в «Веселых ребятах», он рядом стоял, нервничал... Он всегда был трепетный такой, откровенный судья. Он подсказывал: «Платье тебе такое нельзя, голосом вот так не делай»... Не всегда я его слушала. Но через какой-то промежуток времени я понимала, что он оказывался прав. Он истинный мой дружочек, мой ангел-хранитель. На протяжении стольких лет у меня были всякие и настроения и падения в духовном смысле, когда я понимала, что никому не нужна, не востребована... Но он всегда меня поддерживал, всегда говорил: «Ты должна. Это нужно...» И я ему безумно за это благодарна. Такое бывает очень редко.

- Хочу вернуться во времена вашей бытности в СССР. Вы были солисткой ансамбля «Веселые ребята» и были одной из первых, кто поддержал на творческом пути начинающую Аллу Пугачеву…
- О нашем знакомстве с Аллой начну издалека. В году эдак 1965 или 1966 я и Павел Слободкин встретились в фойе театра им.Пушкина. Музицируем мы у фортепиано, а к нам подходит молодая девчонка, выше меня ростом, в белой блузке, черной юбке, с рыжими волосами, с короткой, как мне показалось, слегка несуразной мальчишеской стрижкой и огромными веснушками на лице. Послушав меня, она вдруг спросила: «А ты – Бродская?». «Да». – ответила я. «Ты знаешь, - продолжала она, - в это воскресенье в «Добром утре» кто-то пел, а я думаю, ну кто же так здорово может петь? Или Бродская, или Пугачева!» Мы засмеялись, и я ей ответила: «От скромности ты не умрешь». А вскоре, когда я не смогла поехать с оркестром Лундстрема на гастроли в Польшу, Аллу взяли мне на замену. Вернувшись с гастролей, она жаловалась мне, что ее обижают и зажимают в оркестре другие солисты. Меня это очень тронуло, тем более, что у Аллы тогда на руках была маленькая Кристина. Помню, я зашла в гримерку к обидчикам Пугачевой и, стукнув по столу, попросила всех сидящих там оставить Аллу в покое, за что она меня потом очень благодарила. После этой «разборки» к Пугачевой в коллективе изменилось отношение. Она стала расти как певица, и с каждым днем становилась все более популярной…

- А вы тем временем, кажется, подумывали покинуть нашу страну?
- Да-да, подумывала! А как могло быть иначе? В начале семидесятых, когда руководить телевидением и радио начал председатель Лапин, он первым делом издал указ: «Убрать из эфира всех «черненьких»!»

- «Черненьких» - в смысле – евреев?
- Конечно. И полетело огромное количество евреев с радио и телевидения. И я фактически не звучала по радио и не снималась в музыкальных программах до 1979 года, до самого нашего отъезда. Десять лет я была вычеркнута из жизни. Популярность была перечеркнута одним-единственным решением Лапина. Да, у меня были концерты, я много гастролировала. Но, согласитесь – что такое гастроли без информационной подпитки? Единственным местом, где меня еще принимали, была фирма «Мелодия», выпустившая немало моих пластинок. Редактор «Мелодии» Анна Николаевна Качалина, с которой я до сих пор в хороших отношениях, делала все возможное, чтобы мои записи выходили на пластинках. Вот поэтому и уехала. Хотя все время переживала, долго собиралась в путь, и вроде хотела ехать, и боялась, и жалко было…

- Было жалко все бросить?
- Жалко было оставлять своих зрителей и поклонников. На концертах меня по-прежнему принимали «на ура», за мной присылали машины с сиренами, но я была отрезана от жизни. Когда мы с мужем уезжали, нас пришло провожать очень много людей. Я была в тяжелом душевном состоянии, даже не помню всех, кто провожал....

- Представляли, чем будете заниматься в Америке?
- Ну, чем я могла заниматься, кроме своей профессии? Петь.

- Вы действительно этим занялись? Я думаю, что это непросто было, особенно тогда, сразу...
- В принципе, я не изменила своей профессии. Были трудные моменты. Я даже училась. Помню, на какие-то курсы ходила парикмахерские... Простояла там несколько месяцев и все время ловила себя на том, что мне хотелось петь. А когда надо было причесывать человека, мне вместо этого хотелось плакать! В итоге я ушла оттуда, перестала этим заниматься.

- А в рестораны петь ходили?
- После огромных аудиторий – стадионов, Дворцов спорта, Колонного зала, кремлевских концертов, Дворца съездов – было очень тяжело пойти петь в кабак. Был у меня такой момент, когда меня пригласили работать на шоу – тогда открылся ресторан «Одесса», и я вспоминаю это, честно говоря, с ужасом. Я там выступала, потому что у меня было просто безвыходное положение. Мой муж был еще не устроен, и мы не знали, чем заняться, у нас был ребенок, надо было отдавать деньги за аренду жилья... Но хозяин ресторана обещал хороший гонорар за выступление, поэтому мы согласились и проработали там месяца три с мужем. Это были не танцы, а шоу. То есть я пела песен пять-шесть перед танцевальной программой – по пятницам, субботам и воскресеньям.

- Потом устали?
- Нет. 25 лет назад народу русско-еврейского еще не так много в Нью-Йорке было. И когда после моих шоу в газетах написали, что я пою в ресторане, народ туда ринулся. Люди ходили где-то месяца два с половиной плотными рядами, по нескольку раз, а потом хозяин ресторана, почувствовал, что начался спад. Это вполне естественно – «одни и те же на манеже...» И владелец мне сказал, что «так и так...» Мы сказали, что понимаем, и ушли... У нас не было никаких обязательств друг перед другом – я не шла туда навечно.

- И чем же вы зарабатывали себе на жизнь?
- Ничем. В основном Володя зарабатывал. Он сел в такси, работал водителем, тяжело вкалывал, потом через годы только сел в лимузин.

- Вы даже не пытались больше устроиться в какую-нибудь парикмахерскую?
- Нет. Был еще один у меня в жизни момент – сейчас я уже могу сказать об этом – когда мне стало очень вдруг тяжело после одного из концертов, в который вложила всю свою душу и силы и увидела, что зал был не полный... Это было много лет назад, думаю, это был год 90-й. Я открыла воскресный номер New York Times, начала смотреть, где требуются работники, и нашла, что в один офис требуется ассистент стоматологу. И, вы знаете, этот врач сразу взял меня – без всяких навыков, без всего. И, как это ни смешно, я была потрясающий дентал-ассистент. Он делал операцию, и я тут же начала ему ассистировать. Там я проработала где-то около года, а потом ушла. Это тоже не мое.

- А потом?
- Потом я начала писать свои песни... У меня даже вышел диск в американской компании под названием «Crazy love» - «Безумная любовь».

- А как вы вышли на американскую компанию?
- Да случайно так... Мне разные компании предлагали контракты. Как только я приехала, мною заинтересовалась компания «Колумбия», предложили хорошие условия, но… Они не нашли инвесторов...У меня должно было быть шоу под названием «Hello, America!» Там должно было быть восемь мальчиков поющих, танцовщицы, оркестр, юмористы, и я, как “гвоздь программы”... И все это у меня полетело, знаете когда?

- Когда?
- Помните 1984 год, когда корейский самолет сбили...

- Только потому, что вы из России?
- Что вы! В Нью-Йорке начали русскую водку Smirnoff разбивать ящиками! Это ж маразм был полный! Я работала с одним продюсером. Он русского происхождения человек. Мы с ним давно разошлись. Ведь именно после «Безумной любви» у меня все могло пойти по-другому. Но он неправильно повел дела наши. Хватался за все. И еще была такая штука. Я выступала в дискотеке, многотысячной американской дискотеке! В то время «Безумная любовь» звучала на всех американских радиостанциях, занимала лидирующие строчки хит-парадов Америки. И однажды к моему продюсеру подошел продюсер крупной радиостанции и говорит: «Мне очень нравится песня Нины «Безумная любовь». Слушай, пойдем, я тебя угощу шампанским». И мой продюсер сказал: «Пойдем». Я потом говорю: «Слушай, как ты мог? Он угощает тебя шампанским за то, что ему понравилась твоя песня?! Уже за то, что он взял ее на радио, надо спасибо сказать – ведь за это платят деньги...Ты не представляешь, какую ошибку ты совершил. Тебе надо было тут же купить две бутылки шампанского в ответ. Но еще есть шанс исправить ошибку...» «Что значит – исправить?» Я говорю: «Элементарно. Ему надо дать тысчонку хотя бы, в карман положить, и подарки какие-нибудь»...

- Вы думаете, этот номер прошел бы с американским продюсером? Я имею в виду откровенное взяточничество.
- Конечно. Он моего продюсера потому и пригласил на шампанское. Это называется – “проверка на вшивость”. Но… на мое негодование я лишь услышала: «Это у вас, там, в Советском Союзе все так было...» Он прожил в Америке дольше меня, у него жена была американка, и поэтому он такой весь крутой был. Я говорю: «Поверь мне, я права. Давай сбросимся, но мы с тобой должны это сделать». «Я не собираюсь этого делать. Это Америка. Если ты талантлив, ты пробьешься». И мы с ним закончили разговор. Прошла неделя, и нашу песню сняли с эфира...

- Когда вы приехали в Нью-Йорк, вы больше общались с русскими или с американцами?
- Конечно, больше с русскими. Друзья мои недалеко от нас жили – Эмиль Горовец, Боря Сичкин... а потом сколько приезжало из Москвы актеров. Приезжал и Женя Мартынов, и Лариса Долина, и Саша Ширвиндт, и Миша Державин, и Валя Гафт...

- Это уже в 90-е, наверное...
- Да. Вы знаете, своим общением они помогли нам выжить. И в основном я благодарна Боре Сичкину, его смеху жизнерадостному. Мы собирались у моей подруги Лены в Сигейте, веселились, анекдоты рассказывали, водку пили... Все самое свежее из России уже было у нас. Это помогло всем нам выжить морально в эти невероятно трудные годы. Ведь мы уезжали, как слепые котята – в никуда, насовсем. Прощаясь навсегда. И когда через два года приехал Йося Кобзон и мы с ним встретились, вы не представляете, какая была радость. Приехал вместе с ним Андрюша Миронов, Лариса Голубкина, Нани Брегвадзе. И мы встретились у наших друзей, у композитора Бори Шапиро. Столько было радости и столько было слез!

- Нина, а когда вы начали снова ездить в Россию?
- После 14-летнего перерыва я приехала зимой 94-го впервые...

- Сейчас что-то здесь, в России, для вас изменилось?
- Не пойму. Мне кажется, да - в худшую сторону, что касается шоу-бизнеса. Я не могу сказать, что там появилось качество... Такое ощущение, что все доказывают друг другу: «Я лучший!» Не стало искусства, нет творческого подхода. Все меряется деньгами, на сцене – однотипные девочки, жены и любовницы российских олигархов, которые отродясь не умеют петь. Таланту в России всегда было трудно пробиться.

- Слышал, что вы издали свою книгу в России? О чем она?
- Начну с того, что это не просто книга – это мой большой рассказ, в котором каждый читатель остается наедине со мной, с моими мыслями, переживаниями и воспоминаниями. Я всегда говорила правду и в этой книге – только правда. Иногда горькая, иногда смешная. Хотя, конечно же, в книге больше забавных историй. Я по жизни оптимистка, люблю дарить людям радость. В книге - истории моих встреч с… Назову лишь несколько фамилий: Алла Пугачева, Эдди Рознер, Клавдия Шульженко, Евгений Мартынов…

- А как она называется?
- «Хулиганка».

- Не боитесь такого вызывающего названия?
- А как вы хотели? «Нина Бродская в собственных воспоминаниях?» Нет, я люблю хорошие шутки, люблю веселье. Кстати, я уже написала вторую книгу, которая уже весной появится в России. А поскольку всегда рублю правду с плеча, окружающие воспринимают это хулиганством. Еще в детстве мне кто-то сказал: «Нинка, ты – хулиганка!». И это правда. Я и сейчас запросто могу нахулиганить.

Иван Ильичев.
«Сударушка», март 2006г.